Последний автобус на Вудсток [СИ] - Колин Декстер

Морс прошёл вперёд по правой стороне проспекта и заглянул в закусочную Вимпи Грил. Там жарил бифштексы на сковороде маленький итальянец и сказал, что не очень-то "говорить по-англиску" и позвал молодую официантку. Они оба на вопросы Морса вместо слов отвечали кивками и жестами как глухонемые. Потом он направился в Бёд&Бейби, заказал пива и нормально поговорил с барменом, который на самом деле был хозяином заведения и во время ланча всегда работал в баре. Нет-нет, извините. О, да, он заметил; опять нет. Извините. Дело продвигалось на тормозах, только одному Морсу хватало терпения на всю эту тягомотину.

Он методично обошёл дюжину подобных мест, и только в магазинчике, где продавали пирожные, поблизости от Маркса&Спенсера, он нашёл того, кого искал. Это была седая полная женщина с добрым лицом и доброжелательными манерами. Несколько минут Морс вёл с ней беседу. Она тоже часто кивала и махала руками. В отличие от предыдущих, она указывала не на улицу, а за магазин, где было специальное место на свежем воздухе, куда подавались закуски. Точнее, она показывала на конкретный столик в самом углу с двумя стульями напротив друг друга. Сейчас там никто не сидел, а на красно-белой полосатой скатерти стояла бутылка томатного соуса.

Было без пятнадцати четыре. Морс прошёл к столику и присел на стул. Теперь он знал, что дело близится к концу. Но признаков эйфории у него не наблюдалось. Ноги болели, особенно правая. Ему нужно было чем-то привести себя в норму. Он снова достал из бумажника фото Сью и вгляделся в лицо девушки, в которую так безнадёжно влюбился.

Подошла седая официантка.

— Вам что-нибудь принести, сэр? Простите, я не сразу поняла, что вы хотите перекусить.

— Принеси мне, голубушка, чаю, — сказал Морс.

Лучше чаю, чем ничего.

В кабинет он вошёл уже около пяти. На столе лежала записка от Льюиса. Сержант посчитал, что ничего не случится, если он удерёт с работы пораньше. В случае необходимости звоните. У жены, похоже, грипп, а дети на ушах стоят.

Морс скомкал записку и бросил в мусорную корзину. Под запиской лежало письмо, которое Льюис принёс от Дженнифер Колебай. Морс убедился, что конверт заклеен, и положил его в нижний левый ящик стола и закрыл ящик на ключ.

В справочнике он нашёл номер и услышал в трубке "пии-пии, пии-пии".

Морс посмотрел на часы: почти пять.

Конечно, ничего страшного, если он уже ушёл. Но ему хотелось всё сделать разом прямо сейчас.

"Пии-пии, пии-пии". Он уже почти бросил трубку, когда на том конце ответили.

— Да? — это был голос Пальмера.

— Ааа! Хорошо, что застал вас, сэр. Это Морс.

— Ой! — директор не очень-то обрадовался. — Вам повезло. Я уже закрывал контору, но услышал звонок и вернулся. На всякий пожарный случай.

— На пожар бежать не надо, но дело на самом деле важное.

— Да?

Пальмер жил в конце дороги на Вудсток, среди современных построек. Да, он может встретиться с Морсом, конечно! если это дело чрезвычайной важности. Они договорились встретиться в Бул&Стёрап в половине девятого.

Это был затрапезный паб с плохим освещением. Унылая обстановка с дартами и обшарпанными клиентами. Морс хотел поставить точку в деле и смотаться отсюда побыстрее. Сначала разговор напоминал соревнование умов, при этом Пальмер уклонялся от прямых ответов, но Морс не давал ему передышки — слишком много знал про него такого-растакого. Поворчав, Пальмер вдруг стал донельзя покладист и выложил всё начистоту. Это была грустная повесть, жалостливая.

— Считаете, надо было раньше всё вам сообщить?

— Не знаю. Сам я холост, — сказал с прохладцей Морс.

Было девять вечера, Морс поспешил уйти.

Он вёл машину по дороге на Вудсток со скоростью больше тридцати миль в час. Заметив впереди полицейскую машину, сбавил до положенной. Проехал по кольцевой, откуда началась вся эта печальная история, и направился в Вудсток. В деревеньке Янтон он свернул и припарковал ланчию у дома миссис Джарман. Там он задержался на пару минут.

По дороге домой он зашёл в участок. В коридорах выключили свет, но он не поднял руку, чтобы щёлкнуть выключателем и оживить лампы. В кабинете открыл ключом нижний левый ящик стола и вытащил конверт. Руки едва заметно задрожали, когда аккуратно вскрывал ножом конверт сверху. Он чувствовал себя зажмурившимся игроком в крикет. Только Морс не верил в чудеса и знал, что было там написано. "Отсканировал", не вчитываясь в слова и буквы. Чудес не бывает.

Он выключил свет, закрыл на ключ кабинет и пошёл обратно по тёмному коридору. Последний кусочек пазла встал на своё место, завершив картину.

Глава 30

Суббота, двадцать третье октября.

С самого утра, а точнее сразу после завтрака Сью пыталась написать письмо Дейвиду. Не очень получалось: фразы не хотели складываться вместе, приходилось комкать бумагу и начинать с чистого листа.

Вот и теперь она задумалась и куснула ручку.

Мой дорогой Дейвид,

ты был ко мне очень добр и нежен, и я понимаю, что это письмо станет для тебя жестоким ударом. Но чувства мне подсказывают, что я обязана тебе признаться — нечестно будет скрывать. Дело в том, что я влюбилась в другого, и я…

Что ещё написать?

Нельзя просто так всё оставить…

Она смяла лист и бросила комок в растущую гору на столе.

Морс с угрюмым видом сидел в своём чёрном кожаном кресле тем же утром.

Миновала ещё одна бессонная ночь, похожая на рваный кошмар.

Однозначно нужно в отпуск.

— Плохо выглядите, сэр, — сказал Льюис.

Морс кивнул.

— Да, но мы уже в конце пути.

— Неужто правда, сэр?

Казалось, что Морс вытягивает самого себя из болота за волосы. Он сделал глубокий вдох.

— Пару раз я завернул не в ту степь, помнишь, Люис? Но в целом шёл правильным путём с той самой злосчастной ночи убийства. Помнишь, мы вместе тогда во дворе стояли? Я смотрел на звёзды и думал, как много секретов они знают, взирая на землю с высоты. Уже тогда я попытался увидеть схему события, а не отдельные куски. Что-то было очень странное той ночью. Очень было похоже на убийство с сексуальным мотивом. Но не всегда подтверждается то, что кажется на первый взгляд.

Морс говорил, растягивая слова, словно под кайфом.

— Но можно подстроить нарочно, чтобы одно походило на другое. Только мне пока что такие умные преступники не попадались. Или так случайно получается, а? Само собой? Было бы странным, если бы Сильвию изнасиловали прямо на том месте, где и нашли. В ту ночь во дворе была кромешная тьма, но машины с зажженными фарами всё время сновали туда-сюда. Надо иметь больное воображение, чтобы предположить, что кто-то мог насиловать девушку при таком освещении.

Льюису показалось, что Морса немного отпустило, и зрачки больше не блестят как стеклянные.

— Ну и что из этого следует? — вот по этой фразе можно было сразу определить, что шеф приходит в норму!

— Логично рассуждаете, сэр.

— Но выглядело всё очень нелепо. Молодая длинноногая блондинка убита и изнасилована, или изнасилована и убита. Как бы то ни было, всё вело к одному. Нужно было найти сексуального маньяка. Но я не был уверен. Изнасиловать не так-то легко, если дама сама того не желает. Признаюсь: я проигнорировал возможность того, что Сильвию изнасиловали прямо во дворе. Ведь она могла бы кричать и звать на помощь — если только не была уже трупом к тому времени. Брезгливость мне мешает развивать такие версии; не верилось, что имеем дело с маньяком-некрофилом из романа Кристи. Так… на чём мы остановились?

Льюис надеялся, что вопрос чисто риторический. Ожидания оправдались.

— Итак, сконцентрируем внимание на каждом компоненте по отдельности: изнасилование плюс убийство. Рассмотрим их как отдельные действия. Предположим, что у неё состоялся сексуальный контакт с мужчиной (нет никаких сомнений, что контакт имел место). Предположим дальше, что произошло это с её согласия. Была одна соломинка, за которую можно было зацепиться. Сильвия не состояла в рядах феминисток, однако ходила без лифчика. Это мне показалось немного вызывающе. Мы выяснили, что у Сильвии было несколько белых блузок, а лифчики белые отсутствовали. Почему? Если она так заботилась о собственной фигуре и внешности, почему же тогда носила чёрный лифчик под просвещающимися белыми блузками? И носила ли? Напрашивается однозначный вывод: Сильвия не просто так без лифчика на прогулки ходила, а если и надевала лифчик, то только чёрный, потому что все девушки считают чёрное бельё очень сексуальным. Из вышесказанного следует, что, возможно, она была девушкой лёгкого поведения (думаю, это любому дураку понятно!).